Но главная ошибка Путина, по мнению Талаги, состоит в том, что он не создал механизма преемственности.
"Столетие прихода большевиков к власти — это хороший повод, чтобы сделать вывод, где сегодня находится Россия. Поверхностный взгляд велит выдвинуть тезис, что она отбрасывает наследие так называемой Октябрьской революции, хотя всё ещё не брезгует коммунистическими символами. Она также эволюционировала в направлении модели неоцаризма. Она — держава, но без амбиций перестроить мир по своей модели, что было характерной чертой большевиков", — пишет Талага в издании Rzeczpospolita.
Для Польши это означает, что она принимает за геополитического антагониста государство, которое предпочитает открытой агрессии игру, а завоеванию — доминирование. Государство, амбиции которого заключаются в том, чтобы стать одним из великих мировых игроков, а не гегемоном. "В такой игре нельзя сказать, что у Польши нет шансов. Наоборот, мы можем вступить в неё, рассчитывая на успех, если будем последовательны в укреплении нашей позиции на востоке Европы и внутри западных структур: ЕС и НАТО", — уверен автор.
Не без оснований последний номер еженедельника The Economist называет Владимира Путина царём. "Президент России хочет быть именно властелином, а не президентом. Главы силовых министерств давали присягу верности непосредственно ему, а не на Конституции, Библии или другом символе закона или власти. Как царь, он создаёт миф о добром властелине и плохих чиновниках, которые ответственны за мошенничество и изъяны режима. Он всегда чист. Это по его воле, а не выборы или фактическая система селекции принимаются решения о назначении как губернаторов, так и глав больших компаний. Его решение регулирует доступ к прибыли", — объясняет публицист.
"Так же, как и цари, начиная с Ивана Грозного, Путин уничтожает экономическую олигархию или подчиняет ее себе. В конце концов он создал псевдошляхту — не в западном понимании, а в смысле людей, служащих царизму, то есть корпус бывших и действующих офицеров специальных служб, контролирующих государство и экономику", — добавляет он.
Такая система власти не может прославлять Октябрьскую революцию, потому что период правления Ленина был катастрофой для державы. Вследствие этого нет и официального празднования годовщины Октября, объясняет публицист.
"Эра Путина, однако, значительно отличается от эпохи царизма", — подчеркивает Талага. Прямо перед началом Первой мировой войны у России был ВВП, сравнимый с германским, осуществлялись экономические реформы, которые имели прекрасные прогнозы и могли преобразовать Россию из сельскохозяйственного государства в промышленное. "Сегодня держава правда напрягает политические и военные мускулы, но экономически она сильно хромает, ее бюджет более зависим от экспорта нефти и природного газа, чем царский — от производительности сельского хозяйства. Нет никаких реформ, сопоставимых хотя бы в минимальной степени с попытками Столыпина и Витте начала XX века", — добавляет он.
Самое важное — то, что Путин не создал механизма преемственности. Царь не имеет наследника, не существует процедуры его выбора или назначения. Это отличает Россию от других государств. В демократиях дело обстоит понятным образом, но в Китае точно известно, какие механизмы будут запущены, чтобы передать власть в случае возможной смерти Си Цзиньпина, уверен автор.
"Сегодняшняя Россия строит государство без экономических и военных возможностей прежнего царизма. Она значительно слабее, чем стремится показать, а отсутствие механизма преемственности власти стало ее ахиллесовой пятой. Какое-либо колебание власти Путина может привести к жестокой борьбе его пфальцграфов за "наследство", а впоследствии — к распаду построенного им державного сооружения. Именно в этом состоит надежда для нас", — резюмирует польский публицист Анджей Малага в издании Rzeczpospolita.